Окончание процесса Союзного бюро

Но после 1924 г. Рубин отошел от политики и посвятил себя исследованиям в области политэкономии. Он работал в Институте Маркса—Энгельса—Ленина и пользовался большим доверием директора этого института Д. Б. Рязанова. Включение Рубина в Союзное бюро было предпринято главным образом для того, чтобы скомпрометировать Рязанова, к которому Сталин относился с крайней неприязнью.

После процесса Союзного бюро Рубин находился три года в одиночном заключении, а затем был сослан в Актюбинск. Сюда к нему приехала жена, а затем и сестра, которым он рассказал об обстоятельствах, которые вынудили его дать ложные показания о себе и Рязонове. «Вот что я узнала от своего брата, — пишет в своих воспоминаниях Б. И. Рубина. - Когда его арестовали 23 декабря 1930 года, ему предъявили обвинение, что он является членом Союзного бюро меньшевиков. Обвинение это показалось ему настолько нелепым, что он немедленно подал письменное заявление с изложением своих взглядов, что должно было, по его мнению, убедить в невозможности такого обвинения.

Когда следователь прочел его заявление, он тут же разорвал его. Брату устроили очную ставку с Якубовичем, который был арестован ранее и признал себя членом Союзного бюро. Мой брат даже и знаком не был с Якубовичем. На очной ставке, когда Якубович, обратившись к моему брату, сказал: "Исаак Ильич, мы же вместе с вами были на заседании Союзного бюро", — мой брат сразу спросил его: "А где это собрание происходило?" Этот вопрос вызвал такое замешательство в ходе допроса, что следователь, тут же прервав допрос, сказал: "Ну и юрист же вы, Исаак Ильич!" Мой брат действительно был юристом, многие годы работал в этой области. После этой очной ставки обвинение Рубина как члена Союзного бюро отпало. Вскоре брата перевели в Суздаль.

Допросы в Суздале также не дали следователям желаемых результатов. Тогда Рубина посадили на сутки в карцер. Мой брат был к 45 годам человеком с больным сердцем и больными суставами. Карцер представлял собой каменный мешок в человеческий рост, двигаться в нем нельзя было, можно было лишь стоять или сидеть на каменном полу. Но и это испытание мой брат перенес и вышел из карцера с чувством внутренней уверенности в себе, в свои моральные силы.